Как средневековые юридические переводчики приблизили Ливонскую войну?

Ливонская или другая подобная война за доступ России к Балтийскому побережью была неизбежна. Это мы сейчас знаем, что «окно в Европу» прорубил Пётр I, но взялся изначально за этот «плотницкий топор» Иван IV Васильевич, причём задолго до того, как его стали величать Грозным.  В той или иной мере развязали ему руки переводчики, о том и будет сей рассказ. Начну издалека.

МЕЖДУНАРОДНАЯ ОБСТАНОВКА И САНКЦИИ

В середине XVI-го века Россию «клевали» и «терзали» со всех сторон. Крымские, казанские и астраханские татары вели себя как форменные ИГИЛовцы — приходили, разбойничали, тысячами угоняли людей на продажу (в рабство или за выкуп — кому как повезёт).

На рубежах между Россией, Швецией, Литвой и Польшей каждые 3–5–10 лет вспыхивали территориальные споры. Причём стоило тебе поступиться одним куском территории, как неуёмные соседи тут же претендовали на другой — то им Смоленск с Полоцком подавай, то Новгород с Псковом.

Впрочем, памятуя о демократии и свободе личности, Новгород и Псков (да и много прочих окраинных князей и бояр) зачастую сами были не против уйти в другое государство. Пятая колонна была уже тогда.

Кроме того, Европе сильно не нравилось усиление России, и она прибегла к новому, а позже ставшему излюбленным средству — санкциям. Их усиливали пропагандой «по-геббельсовски», и преуспели в этом настолько, что Иван Грозный до сих пор в школах представляется чудовищем (скажем спасибо запискам беглого диссидента-боярина Курбского, содержание которых перекочевало сначала к Н. Карамзину, а потом и в учебники). Впрочем, я отвлёкся. Так вот, эмбарго легло на всё, что могло хоть как-то усилить мощь России в военном отношении — лошадей, порох, железо, и, как выяснилось позже, специалистов.

ДЕЛО ШЛИТТЕ

Запрет на спецов-ремесленников выяснился нечаянно, в 1548 году.

Началось всё с того, что в 1547 году царь Иван IV женился (ему тогда было всего 17 лет) и начал строить планы о том, как он продолжит славное дело своего деда, Ивана III по объединению и усилению России. А как его продолжать, если Россию тогда обложили со всех сторон, как нас  сейчас НАТО базами?

Ну, например, надо завезти спецов… Да побольше, побольше! Вот и человечек подходящий есть — Ганс Шлитте, оружейник. Иван IV даёт ему денег и поручает — завези-ка мне, дружок, «мастеров и докторов, которые умеют ходить за больными и лечить их, книжных людей, понимающих латинскую и немецкую грамоту, мастеров, умеющих изготовлять броню и панцири, горных мастеров, знающих методы обработки золотой, серебряной, оловянной и свинцовой руды, людей, которые умеют находить в воде жемчуг и драгоценные камни, золотых дел мастеров, ружейного мастера, мастера по отливке колоколов, строительных мастеров, умеющих возводить каменные и деревянные города, замки и церкви, полевых врачей, умеющих лечить свежие раны и сведущих в лекарствах, людей, умеющих привести воду в замок, и бумажных мастеров».

В общем, в 1548 году Ганс привёл всех этих экспертов в немецкий Любек, чтобы зафрахтовать корабль и привезти их всех в Ревель (ныне Таллинн).  Неожиданно начались разные бюрократические препоны со стороны местных властей, и вот тут самую большую палку в колёса вставил Ливонский орден. «А Ганс-то — посол ненастоящий, нет у него полномочиев». В общем, спецов никуда не выпустили, и получили они 5 лет строгого режима с конфискацией (одного особо прыткого то ли повесили, то ли обезглавили).

«…ЗА ТО, ЧТО ВСЯКИХ МАСТЕРОВ НЕ ПРОПУЩАЛИ»

Получается, что какой-то мелкий Ливонский орден, который Москва даже не удостаивала того, чтобы напрямую с ним подписывать договоры от лица царя  (все Ливонские договоры подписывались с наместниками Новгорода и Пскова), умудрился сделать очень неприятно большой и страшной Москве. У них, правда, тоже были основания, когда они слали SMS-ки любекским властям: «Ребята, вы что? Офонарели? Какие эксперты в Россию? Мы её и так боимся, а вы ещё ей «прокачать скиллы» хотите!»

В общем, царь расстроился, и в 1550 году решил пересмотреть отношения с Ливонией:

«…благоверный царь и великий князь Иван Васильевичь всея Руси положил был гнев на честнаго князя Вифленского… за торговые неизправления, и что из Литвы и из заморья людей служилых и всяких мастеров не пропущали…»

ЮРЬЕВА ДАНЬ

Повод, как видите, нашелся— «торговые неизправления». Эти «неизправления» — это ничто иное, как Юрьева дань, которую вроде как Дерпт (он же Юрьев), одно из Ливонских епископств, обязался платить аж с 1473 года, но все эти почти 100 лет русские особо не настаивали, а Дерпт — тем более. И вот сейчас Иван пошел на принцип: «Не пущаете мастеров? Тогда несите дань».

В общем, царь дал Ливонии один год на то, чтобы собрать дань, и тогда он на 5 лет продлит перемирие. Разумеется, за год Ливония не могла ни собрать деньги, которые не платила столько лет, ни найти военных советников из Ватиканского Госдепа , которые научили бы её прикидываться «маленькой и гордой страной», которая воюет с Россией.

ПОСЛЕДНЕЕ ЛИВОНСКОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

К счастью для Ливонии, Ивану скоро стало не до неё — он брал Казань и занимался Астраханью. Но в 1554 году он снова вспомнил про Ливонию и вызвал послов: «Ну как? Деньги-то нашли?».

Послы начали включать задний ход, типа, «Ливония-то тут при чём? Это же Дерпт вам денег должен», но царские дипломаты, в частности Иван Висковатый (тоже, кстати, переводчик), их быстро привели в чувство:

— Не хотите платить? Тогда ждите царя в гости. Как вы понимаете, он будет не один. 

—  Ладно-ладно, мы согласны!

— Вот и ладушки. Царь у нас добрый, поэтому на сбор денег дадим вам не год, а три! Удачи!.

В 1554 году стороны подписали договор о перемирии, и обратный отсчёт пошёл.

ОШИБКИ ПЕРЕВОДЧИКОВ

Ситуация складывалась недвусмысленная — «Жизнь или кошелёк!», а потому весьма странным выглядело поведение Ливонии в последующие три года — они занимались чем угодно, но только не сбором денег.

Объяснение этому поведению нашел исследователь В. Е. Попов, сопоставлявший тексты русско-ливонских договоров того времени.

Разгадка проста — стороны по-разному поняли и интерпретировали последний договор. Далее цитирую его статью:

<Начало цитаты>

Переводы текстов договоров были выполнены разными переводчиками: псковско-дерптский — Гансом Фогтом, новгородский — Мельхиором Гротхузеном. Оба они перевели русское выражение «сыскати дань» (то есть «востребовать её сбор, выплату») как «исследовать вопрос о дани»: «denselbigen Zinss undersuchunge thun» и «den Tinss undersocken» соответственно.

Теперь игра слов в новгородском договоре меняла его смысл до неузнаваемости. Согласно немецкому тексту, предполагалось, что дерптский епископ исследует поднятый русскими вопрос о дани и в третий год перемирия отошлёт результаты своего расследования в Москву. Если же он этого не сделает, то следствие должна будет провести вся Ливония. А в русском тексте договора стояло, что ливонцы обязуются собрать и через три года выплатить дань, а в случае неисполнения этого условия русский царь сам пойдет её собирать! Откровенная угроза объявления войны превратилась под пером переводчика Мельхиора в миролюбивое пожелание царя самому принять участие в разысканиях через своих послов («sine sacke suluest undersocken mith beschickinge syner baden»).

Разница текстов договоров устраивала всех. Русские дипломаты Адашев и Висковатый отчитались перед царём Иваном Грозным, что дело сделано, Ливония обещала заплатить. Ливонские послы по возвращению могли заявить, что они отвергли страшные и необоснованные претензии московского варвара и согласились только на «расследование» вопроса о дани.

В любом случае это было на руку обеим сторонам, и 24 июня 1554 г. в Новгороде они скрепили договоры печатями.

В Ливонии, несомненно, понимали, что послы слукавили, и что ситуация складывается не столь замечательно, как хотелось бы побывавшим в Москве дипломатам. … Но дни шли за днями, ничего страшного не происходило, и победило традиционное для Ливонии довольно легкомысленное отношение к договорам с Россией.

<Конец цитаты>

17 января 1558 г. войска Ивана Грозного вторглись на территорию Ливонии.

Но это уже совсем другая история — история Ливонской войны.